В девятом цеху… Печать
08.08.2019 00:00

В 1952 году окончил Харьковский политехнический институт, после чего начал работать инженером-конструктором в Серийно-конструкторском отделе (СКО) дубненского филиала ОКБ - 155 . С 1953 года работал мастером, начальником цеха завода №256 - ДМЗ. С 1968 года по 1971 год – секретарь парткома завода. В 1971-1980 гг. – председатель Дубненского Городского Совета Народных депутатов. В 1973-1980 гг. избирался депутатом Московского областного Совета Народных депутатов. С 1980 по 1988 год - первый начальник Станции космической связи (Центра Космической связи) «Дубна». Был награждён орденом «Знак Почёта», медалью «За трудовую доблесть». Умер в 2000 году.

Оставаться в СКО мне страшно не хотелось: никакого творчества — бумаги, бумаги, бумаги... Я — инженер, меня тянуло к живой технике. И вот мы с Кимом Колядой решили устроиться в цех

N9 — контрольно-испытательный цех (КИЦ), и где-то к середине апреля 1953 года мы стали мастерами. В этот цех изделие «КС» поступало со сборочного цеха для окончательной проверки и настройки бортового электрорадиоспецоборудования. Отсюда готовое изделие, законченное и опломбированное, поступало в цех покраски, а далее — на склад готовой продукции. Здесь я впервые и увидел, проработав на заводе уже семь месяцев, серебристого красавца «КС».

Цех N9 был архисекретным на заводе. Работало в нем в то время не более 80 человек. Но доступ к нам работников из других цехов и отделов был крайне ограничен. Работа на секретных предприятиях, в том числе и на нашем заводе, была поставлена так, что работник знал и мог получить секретную документацию только на ту систему, с которой он работал. И только в цехе N9 можно было получить секретную документацию на все системы самолета, правда, этим правом пользовался очень ограниченный контингент инженерно-технического состава.

Работа в цехе N 9 мне очень понравилась, о лучшем я и не мечтал. О своей приверженности к этому цеху и интересной работе говорит тот факт, что я здесь отработал 15 лет и ушел на другую работу с должности начальника этого цеха. За эти 15 лет через мои руки прошло много изделий. За «КС» последовали «КСС», «КС-7», «А-7», «П-15», «ПМ», «Х-20», «К-10», «Х-22» и другие, — все не перечислишь. Но любовь к первенцу — «КС» — осталась на всю жизнь: на нем я учился, постигая сложные азы авиационной техники, он помог мне стать инженером и специалистом своего дела.

Попав в новый коллектив, я присматривался к людям, к обстановке, меня окружающей. Удивило меня то, что в цехе инженерно-технического персонала было больше, чем рабочих. Сложность работы требовала именно такой раскладки сил: основную работу выполнял инженер или техник, рабочий был как бы подручным у мастера. Здесь собрался цвет завода, лучшие его кадры — как инженеры, так и рабочие. Я обратил внимание, что многие рабочие прошли школу выучки, работая в свое время с немцами. Они отличались высоким профессионализмом и дисциплинированностью, среди них были просто самородки. Так, через несколько лет работы в цехе некоторые рабочие, не имея специального образования, стали мастерами, например, Шамкин, Голиков, Захаров, Коромыслов. Инженерный состав цеха тоже вызывал удивление: дипломированных инженеров было мало — человек 8-10, остальные техники на инженерных должностях и даже практики со средним образованием. Последние обладали большим опытом практической работы и природным даром работы с людьми. Среди них особенно выделялись Михаил Смирнов, Анатолий Красилов и Владимир Татаринов. Самым примечательным среди них был Татаринов. Бывший моряк, участник Отечественной войны, еще на флоте освоил работу с радиолокационными станциями, даже ездил в Англию на стажировку (и это все во время войны). Фанат в работе, он мог днями и ночами оставаться в цехе, докапываясь до истины. Пока мы, дипломированная «зелень», постигали азы практический работы, он был, пожалуй, ведущим специалистом в цехе, даже занимал высокие должности: сначала был руководителем группы радистов, затем стал замначальника цеха. Пользовался бесспорным уважением в коллективе. Через несколько лет подросло и профессионально окрепло молодое инженерное пополнение, и у Татаринова хватило такта и мудрости отказаться от ведущих должностей и перейти на скромную работу старшего мастера.

Были оригинальные ребята и среди дипломированных инженеров, например, Лев Черкашин. Сибиряк, закончил Московский авиационный институт, неглуп, хороший специалист, по натуре своей добрый и даже застенчивый человек. В работе перевоплощался — становился серьезным и требовательным. С 1960 по 1967 годы возглавлял наш цех.

...Не менее интересной личностью был и Алексей Дорошин. Закончил в 1952 году Ленинградский электротехнический институт. Был умен и начитан, с хорошо поставленной речью. Рыжий, высокого роста, одевался всегда со вкусом, но небрежно. Он у нас в цехе был как бы идеологом. Многие брали с него пример в поведении, повторяли его крылатые фразы, подражали ему в одежде. Так, темно-синяя шляпа и темный макинтош или плащ стали, можно сказать, униформой для мужчин цеха N 9, — так ходил Дорошин. След в жизни цеха и поселка пятидесятых годов оставил заметный — «дорошинский».

И еще об одном человеке у меня осталась на долгие годы добрая память и уважительное отношение — о первом начальнике цеха N 9 Евгении Николаевиче Куликове (цех был им организован в марте 1952 года). Он был всего на девять лет старше меня, но, казалось, на голову опытнее всех нас, технически грамотнее. По образованию он был инженер-радист, в работе фанат, а этот фанатизм, а может быть, лучше сказать — любовь к работе он привил многим своим подчиненным. Умел вести за собой людей и вдохновлять их на труд личным примером в работе. Работа и жизнь были для него синонимами.

Много и других замечательных людей работало в цехе, жаль, обо всех невозможно рассказать. Коллектив был дружный, сплоченный, работящий — в цехе практически никогда не было нарушений трудовой и производственной дисциплины. Жизнь моя стала, я бы сказал, более целеустремленной, более осмысленной и даже более веселой. Смущал только характер работы: если в СКО мы с утра до вечера работали в одном интенсивном режиме каждый день, то здесь неделю-две, а то и больше в цехе совсем не было работы, а во второй половине месяца начиналась штурмовщина — работали и днем, и ночью в три смены и за 10-13 дней выполняли месячную программу. И такой режим работы из месяца в месяц, из года в год. Так в лихорадочном ритме работала почти вся промышленность Союза.

В 1962 году наш начальник цеха, мой друг и приятель Л. Черкашин уезжал в Москву, но уходя, он рекомендовал руководству завода мою кандидатуру на должность начальника цеха N9. От неожиданности я сначала даже стал отказываться от предложения. Но пораскинув умом, дал согласие: ведь я работал в цехе уже 14 лет, стал специалистом своего дела, знал досконально технологию обработки бортового оборудования наших изделий, люди меня уважали. Да и следует отметить, что бывшие молодые специалисты 1952 года уже давно начали занимать командные высоты на заводе. После совета с домашними я дал согласие стать во главе цеха.

Дела на новом поприще складывались у меня хорошо, и в скором времени я, к удивлению своему, отметил, что быть организатором работ для меня посильная задача.

... Приближалась знаменитая дата в жизни нашей родины — пятидесятилетний юбилей Великого Октября. Вся страна в патриотическом возбуждении готовилась к встрече праздника, готовился и наш завод. Министерство авиационной промышленности разрешило заводу для организации праздничных торжеств использовать часть своей прибыли, и закипела работа в цехах — началось производство всех видов оружия времен гражданской войны: сабли, маузеры, винтовки, пулеметы «Максим» и даже бронепоезд и крейсер «Аврора» чуть ли не в натуральную величину. Разумеется, все это были деревянные макеты. Были изготовлены сотни транспарантов с лозунгами всех эпох советской власти — от «Вся власть Советам» до «Слава покорителям космоса». Словом, создали к празднику такой «арсенал», что им можно было бы «вооружить» добрый полк. Организаторам и художественным руководителям предстоящего праздничного театрализованного шествия был секретарь партийного комитета завода Николай Пугачев. Я упоминал уже об этом человеке: инженер-химик по образованию, артист по призванию, а вот теперь партийный работник по долгу совести. Николай был колоритной, даже незаурядной личностью.

...В 1968 году у нас на заводе сменилось высшее руководство — прежний директор Шукст был переведен на другую работу в Москву, а новым директором был назначен Николай Федоров. Шукст стал директором в 1960 году после ухода на пенсию старика Белиловского. Белиловский был директором от Бога. Он обладал исключительной эрудицией, незаурядным ораторским искусством, талантом организатора, умением расположить к себе любого собеседника — будь то рабочий или начальник. Это был интеллигент до мозга костей, что, впрочем, не мешало ему в узком кругу своей заводской братии загнуть такой крутой мат, что слушатели просто млели от умиления — бальзам на русскую душу. Но время неумолимо безжалостно как к талантливым, так и к глупцам.

Конечно, на фоне авторитета Белиловского Шукст выглядел фигурой значительно менее яркой, но в целом это был неплохой директор. Может быть, он был бы и очень хорошим директором, если бы не его странная черта характера: он с удивительной способностью отталкивал от себя окружающих. Нет, он не грубил, не матерился — он культурно и вежливо читал подчиненным наставления («слушайте и запоминайте»), от которых бывалым начальникам цехов скулы сводило, как от зубной боли. Поэтому молодое поколение руководящего состава завода, к которому относился и я, с удовлетворением восприняли приход нового директора — своего однокашника. «Старики», которые составляли уже меньшую часть руководства завода, отнеслись к молодому, 39-летнему назначенцу скептически: не прошел производственной закалки в цехах, долгое время был оторван от заводских дел партийной работой и пр.

Николай Федоров пришел на завод молодым специалистом вместе со мной в 1952 году. И сразу же его фамилия замелькала среди руководящей номенклатуры завода: начальник бригады СКО, заместитель начальника цеха, заместитель начальника производства, начальник СКО. Затем, в начале шестидесятых, его карьера круто меняет направление — он уходит на партийную работу: сначала секретарем парткома завода, затем секретарем горкома и, наконец, первым секретарем горкома. Вот с этой последней должности летом 1968 года он и вернулся на завод директором.

Одновременно произошли кадровые изменения и в парткоме нашего завода: секретарь парткома Николай Пугачев ушел на другую работу, а его обязанности стал исполнять временно, до осенних выборов заместитель секретаря, Сергей Заикин.

...В ноябре я был в отпуске в Сочи. И вот за неделю до отъезда домой я вдруг получаю от директора завода телеграмму: «Срочно возвращайся в Дубну по производственной необходимости. Федоров». Я сразу понял, что причина моего досрочного отзыва из отпуска не в производственных проблемах: мой цех работал как часы — там кудесничали специалисты высочайшего класса, и отсутствуй начальник еще месяц-два, цех все равно выполнял бы задания. Смутно я догадывался, в чем причина, но не мог этому поверить.

Домой прибыл поздно вечером и сразу же с тревогой в голосе спросил у жены, знает ли она, зачем меня вызвали досрочно из отпуска? Она спокойно, не разделив со мной тревоги, ответила: «Точно не знаю, но ходят слухи, что тебя хотят избрать секретарем парткома завода». То, о чем я смутно догадывался, чего боялся и очень не хотел, может со мной случиться. Господи боже мой! Ну какой же я партийный работник?! Этой работы я не знаю, никогда о ней и не помышлял. Мой удел — техника, радио, электроника — это мое призвание, это мое будущее.

Утром я отправился к Федорову. С Федоровым у нас давно установились добрые приятельские отношения, мы очень хорошо знали друг друга. Поэтому я сразу догадался, откуда у этой затеи «выросли ноги»: «старики» в известной степени были правы, утверждая, что Федоров еще не готов возглавить наш завод, поэтому он искал себе помощников-единомышленников, способных поддержать его в начале многотрудного директорского пути. И первое, что он решил сделать, — укрепить тылы обширного производственного фронта: заручиться поддержкой партийной организации завода. Тактический маневр, безусловно, правильный, но я не предполагал, что мне в этой операции предложат генеральную должность.

«Что, Николай Павлович, не дал догулять мне отпуск у самого синего моря?» — спросил я Федорова. «Да вот попал ты в поле зрения горкома партии: хотят рекомендовать тебя на должность секретаря парткома завода», — ответил Федоров. «Неужели я такой плохой начальник цеха, что ты хочешь избавиться от меня?» — наступал я. «Да что ты, дружище, на это место выдвигают лучших из лучших, и я тут ничего поделать не могу — все мы ходим под партией, как под Богом», — слукавил Николай Павлович. Ушел я от Федорова еще более удрученный. В тот же день я встретился с первым секретарем горкома партии Эдуардом Николаевичем Величко. Это был исключительного обаяния человек: общительный, душевный и весьма скромный в поведении. В должности первого секретаря он работал всего несколько месяцев (после Федорова), и в манере его поведения не чувствовалась еще сила большого начальника. Правда, и позже он никогда не выставлял на передний план в качестве аргумента убеждения свой высокий государственный пост. Первая беседа закончилась безрезультатно: я от предложения отказывался, ссылаясь на полную некомпетентность в партийных делах; он настаивал на своем, убеждая меня в том, что партийным работником можно стать, только работая на партийной должности, что не каждому это дано, а вот я, мол, подхожу для этой важной миссии и т. д. и т. п. По его просьбе встретились на следующий день. Я снова упорно отказывался: я, мол, инженер и профессию свою не хочу менять; он взывал к моей партийной совести, к партийному долгу — я, мол, тоже инженер, а вот несу же свой партийный крест. В конечном итоге он мне дал еще денек подумать. В третий раз когда мы встретились с Величко, я дал согласие. «Ну вот и по рукам, вот и прекрасно! Будем работать вместе!» — весело воскликнул Величко, пожимая мне руку.

Партийная отчетно-выборная конференция состоялась в конце ноября в большом зале Дворца культуры «Октябрь». Заводская парторганизация в то время насчитывала около 1500 коммунистов, а в зале присутствовало более половины ее состава. И, пожалуй, каждый делегат конференции уже знал, кого прочат в секретари парткома.

...Выборы партийного комитета прошли без эксцессов: все кандидаты, включенные в списки, в том числе и я, были избраны в состав парткома — всего девять человек. Сразу же после окончания собрания Э. Величко собрал вновь избранный партком и предложил мою кандидатуру на должность секретаря. У членов парткома возражений не было — единогласно! Первый секретарь поздравил меня с избранием на столь ответственную партийную должность и уступил мне председательское место. Я предложил избрать заместителем секретаря парткома Леонида Петровича Малова, который уже полгода проработал в этой должности. И это предложение не встретило возражений — тоже единогласно. На этом решили первое заседание парткома завершить.

Виктор Федорович Охрименко