СРОЧНО!

Домой Добавить в закладки Twitter RSS Карта сайта

Детство отняла война... Печать
07.02.2019 00:00

Воспоминания дубненских ветеранов

Игошина Тамара Павловна (1937 г.р., блокадница)

Родилась я в городе Симферополе. Мама тогда ещё была студенткой педагогического института. Папа служил в Севастополе военфельдшером на линкоре «Парижская коммуна». Молодым родителям дали ордер на комнату в доме у самого Малахова кургана. В 1940 году папу направили в военно-морскую медицинскую академию в Ленинград. Когда в 1941 году враг был уже у города, отец воевал в составе истребительного батальона ВММА отдельной бригады военно-морских учебных заведений Ленинградского фронта рядовым. Шла суровая зима 1941 - 1942 годов. Ни тепла, ни электричества, ни еды… Это трудно представить сегодня. Мама каждый день стояла в очереди за пайком хлеба для двоих - по 125 граммов. Огромный каменный город в руинах замер во тьме...

Каждый день - налёты, бомбёжки вражеских самолётов. Если и есть где-то жизнь, так это на заводах, где люди, похожие на призраков, стоят у станков и верстаков в три смены и спят тут же: домой идти нет сил, транспорт стоит, да и холодно, а многим идти просто уже не к кому.

После очередного налёта нашего дома, где родители снимали комнату, не стало. Мама стояла возле груды дымящихся развалин (я на руках, небольшой рюкзак с обязательными документами и сменой белья на плече) и в отчаянии соображала, что же ей теперь делать. В бомбоубежище места давно нет, надо идти в академию, где принимают членов семей курсантов. Да, тогда всех и всегда принимали, никого не оставляли без помощи.

Трудно сказать, как мама добралась так далеко - от Поварского переулка до Витебского вокзала, где и по сей день расположена академия. В вестибюле вповалку лежали люди, пристроились и мы…

В то время «Дорога жизни» ещё не была налажена, а потому здесь же, в академии, формировались небольшие группы по 10-12 человек (с детьми!) и на санитарных машинах вывозились в чистое поле к Ладоге. Никаких аэродромов, аэропортов. На крышах машин огромные красные кресты, и всё равно фашисты их обстреливали и бомбили. Через некоторое время подошла наша очередь, и тут мама с ужасом обнаружила, что я на фоне своей дистрофии подхватила ещё и корь, температура под 40. Мама, естественно, старалась скрыть это обстоятельство от окружающих, но в санитарной машине это обнаружилось, и во время посадки в самолёт маму оттеснили и захлопнули перед ней дверь. Я не могу сейчас осуждать этих женщин, я сама мать и всех давно простила.

- «От винта!» - и самолётик начал разворачиваться на лыжах. И тут лётчик-пилот увидел на снегу кучку тряпья... Нас подхватили, засунули куда-то в ноги к стрелку-радисту, и мы полетели. В Кобоне, на другом берегу Ладоги, нас разместили по теплушкам (так назывались товарные вагоны, оборудованные 2-этажными нарами и печками-буржуйками), предварительно снабдив продуктовыми пайками и обязательными рекомендациями, как следует нам понемногу начинать их есть. Сколько прошло времени, пока тронулся наш состав, неизвестно. Во время движения на остановках все выходили пилить дрова для печек-буржуек и за кипятком. На стенах вагона лёд намерзал толстым слоем, и мама спиной примерзала к нему. Чтобы сберечь единственное тёплое пальто, исхудавшая женщина поверх него натягивала старый красный домашний халат, сыгравший свою такую неожиданную роль.

Бригада, составленная из курсантов ВМУЗ, понесла большие потери и была отозвана с фронта «доучиваться» - фронту нужны были квалифицированные офицеры. Уже было ясно, что война будет долгой и кровавой. Они прошли через Ладогу пешком, на лыжах, проваливаясь в полыньи. И ехали в этом составе. И на одной из остановок, распиливая очередное бревно, мама вдруг услышала издалека родной голос: «Валюня!» - это папа, занимаясь тем же, кинул взгляд вдоль состава и увидел красный мамин халат!.. Это был февраль 1942 года. Так мы с отцом оказались в Кирове.

Весной 1944 года вернулись в освобождённый Ленинград. Отец продолжил обучение в академии, а я 1 сентября 1944 года пошла в 1-й класс. Затем мы снова оказались в Севастополе по месту службы отца. Он за свою долгую 94-летнюю жизнь прослужил на всех флотах, кроме Северного. Похоронен в Севастополе со всеми воинскими почестями. Мама умерла рано, в 1955 году. После окончания средней школы я пять лет стояла у токарного станка на Севастопольском судостроительном заводе. Потом закончила политехнический институт. В 1958 году вышла замуж за военного моряка лейтенанта Игошина Юрия Алексеевича и в 1963 году вместе с ним приехала в Дубну. Он служил военпредом на ДМЗ и КБ. Это была высокообразованная элитная группа приехавших курсантов москвичей и ленинградцев, которые стояли у истоков создания военной морской ракетной техники на наших предприятиях. К сожалению, супруг уже ушёл из жизни.

Барашкова Римма Ивановна (1933 г.р.)

Перед войной мы жили в местечке Деревенька Вологодской области. В семье были папа, мама, две сестры и я. Отец ушел на фронт в первый же день войны и пропал без вести. Мама не работала по инвалидности. У нас был огород. Землю сами вскапывали лопатами. Сажали картошку, сеяли рожь. Была у нас и корова, поэтому на зиму приходилось заготавливать сено. Всё лето мы вязанками носили его на себе. Конечно, молоко очень выручало. Его продавали. Что-то покупали. В том числе масло, чтобы рассчитаться с планом государству. Покупали самое необходимое на самоходных баржах, проходивших по нашему шлюзу. Картофельные очистки всегда сушили, мололи на жерновах и получали «муку», которую добавляли к траве и пекли хлеб. По весне больше всего любили лепёшки из мороженой картошки, их называли деруны. Если была мука, мама заваривала ее кипятком, как клейстер, и мы ели с молоком. Вкусно было.

Ещё выменивали разные папины вещи: пальто, брюки и т.д. на продукты на базаре в Череповце. Ездили туда на пароходе по реке Шексна. Дрова добывали на каких-то развалах или из леса возили на санках. Была у нас баня. С паразитами боролись разными способами. Часто мама нашу одежду выкладывала на противень и жарила в печи, после того как она протопится. Волосы чесали гребешком и часто искали насекомых друг у друга в голове.

Соль и спички выменивали на продукты. Сахара не было, но мы выращивали сахарную свёклу. Её запаривали в печи и вялили. Получались сладкие вяленки. Из обуви у нас были сапоги и ботинки. В этом очень помогала наша бабушка. Она выделывала шкуры телят и обрабатывала получившуюся кожу, а сапожники шили на заказ. Бывало, телёночка лето продержим, потом заколем, мясо едим и продаём, а из кожи шили обувь. Я училась с 1 по 4 класс в деревне за 3 километра от дома, а 7 классов заканчивала далеко от дома. Учебники нам давали потрёпанные, старые, да и те по одному на 2-3 человека. Приходилось обмениваться. Писали на папиных книгах, а другие дети - кто на чём. Даже были случаи, когда писали на бересте.

В Дубну переехали, когда наши деревни попали под затопление - строился Волго-Балтийский канал. Сначала жили в путевом домике. После 7 класса мы работали в лесу. Выкапывали из снега брёвна и пилили их на чурки. Ещё я работала на торфоразработках. В основном там работали молодые женщины из Мордовии и Чувашии. Они носили торф на плечах в корзинах и грузили его на баржи. Их называли «торфушками»

Павленко Александра Егоровна (1928 г.р.)

Перед войной мы жили в селе Виловатое Куйбышевской области (ныне Самарская область). В семье были два брата, сестра и я. Старший брат ушел в армию. Служил в органах МВД и всю войну сопровождал пленных немцев. Второй брат работал в Сызрани на военном заводе, где выпускали снаряды. Сестра работала трактористом в колхозе.

У нас хоть и было небольшое хозяйство, но почти всё сдавали в план государству - 110 литров молока, 100 яиц. Что останется - продавали на вокзале, ходили на станцию за четыре километра. Из колхоза давали немного зерна, льняного семени. Сеяли в огороде пшеницу. Картошки нам хватало до нового урожая, но ели и траву - лебеду, крапиву, щавель, луговой чеснок и лук. В огороде была одна яблоня и куст смородины. Работали на прополке пшеницы, свеклы, тыквы. В колхозе была отара овец, и мы, дети, держали их, когда взрослые доили. Из молока делали брынзу для фронта. Зерно возили на быках на элеватор. Бывало, быки затащат в речку и не вылезут, пока им не надоест. Ещё мы молотили хлеб - стояли у барабана. Молотилка работала от движка трактора. Зерно и солому отгребали дети. Жили в поле. Помню, как однажды мы с девочками вечером решили пойти домой за 10 километров от места работы. Бригадир верхом догнал нас и говорит: «Вы что, с ума сошли? Надо работать - луна светит. Машину нельзя останавливать!» А утром - опять за работу. Правда, нас кормили: давали суп, хлеб, кашу, а дома пекли лепёшки из картошки и муки.

Зимой дети учились, а с мая до конца сентября - работали. Учебники были, а писали на старых книгах и газетах. Одежда у всех была старенькая, в заплатах, валенки – одна пара на 2-3 человека. Электричества не было. В школе для освещения использовали керосиновую лампу, а дома - коптилку. Чернила разводили из химического карандаша. Учителей не хватало. После окончания 7 класса хотела учиться дальше, но за квартиру нужно было платить 150 рублей. Денег не было, пришлось бросить учёбу. Помню, в 7-м классе нас хотели куда-то мобилизовать, но нас отстояла учительница - дали окончить 7 классов. Мне было 15 лет. Мы все поступили в медицинское училище, закончили в 1945 году, поэтому на фронт нас не взяли. Я поехала работать по направлению на конезавод. У нас было много эвакуированных из Москвы и авиационный завод. Станки установили и работали на них, а крыши ещё не было.

Приехала в Дубну к сыну в 1992 году. После окончания политехнического института его направили работать в ОИЯИ. У меня двое внуков и пятеро правнуков.

 
 
< Февраля 2019 >
П В С Ч П С В
        1 2 3
4 5 6 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28      
Данные с ЦБР временно не доступны. Приносим свои извинения за неудобство.