Я поэтической строкою отзовусь... |
07.05.2015 07:18 |
Григорий Федорович Гребенюк (1924-2010) – почетный гражданин Дубны; с марта 1943-го по май 1945-го – участник Великой Отечественной войны. Начинал с боев на Курской дуге, затем воевал в Белоруссии, Польше, Германии, брал Берлин. По окончании военно-инженерной академии служил в военно-строительных частях Минсредмаша в Дубне: командир батальона, командир полка. С 1973 года – заместитель начальника Волжского высшего военного строительного командного училища по учебной части, в зданиях которого впоследствии расположился наш университет. В 1984-м в звании полковника вышел в отставку. Григорий Фёдорович Гребенюк внес значительный вклад в строительство и развитие Дубны. Это стихотворение было написано в 1974 году – к 50-летию Григория Федоровича. А сегодня исполняется 70 лет со дня Победы нашей страны в Великой Отечественной войне. Мы благодарны всем, кто, не щадя себя, добывал эту Великую Победу. Г.Ф. Гребенюк, безусловно, был одним из людей, достойных такой благодарности. Я слегка переделал стихи для нынешней публикации – добавил несколько строк и убрал некоторые подробности, уместные в обстановке юбилея, но излишние вне ее. Генрих Варденга
Баллада о строителе-солдате
Григорий Федорыч, смелее Решил я быть на этот раз: Рискну на Вашем юбилее По рифмам провести рассказ – Чтоб строчки строились построже – За взводом взвод, за годом год.
Когда отца убила лошадь, Осталось шестеро сирот. С тоской отчаянною, вдовьей Смотрели то на образа, То на кормилицу-корову Иссохшей матери глаза. И, руки уронив к подолу, Шептала: «Боже, помоги, Чтоб не бросала Маша школу, Чтоб Грише справить сапоги. Чтобы все дети вышли в люди, Чтоб было всё, как у людей. А уж со мною – будь что будет, Успеть бы внуков поглядеть».
О, матерей святые слёзы И горький шёпот у могил. Лишь ветер по свету разносит Молитву вашу «Помоги!» Наверно б, выжили все дети, Когда б не этот страшный год – Сухой, калёный тридцать третий, Когда случился недород. Везли гробы по Украине, Вцепился голод и душил, И вновь семью перекроило – Похоронили двух меньших.
Россия, сколько бед снесла ты! За что расплата? В чем вина? Стоят деревья, как солдаты, И ждут, когда придёт война. Она тебя исколесила, И нет твоей судьбы лютей. Исполосована Россия Чересполосицей смертей.
И снова кровь, и снова горе, И смерть, и чёрная страда. По выжженной степи Григорий Гнал в тыл колхозные стада. От бомб шарахались коровы, Земли не чуя под собой.
В тот год зима была суровой, И был суровым первый бой Для роты юных новобранцев, Таких же, как и он, мальцов. Немногим удалось продраться Через немецкое кольцо. Ночами, обходя дороги, В снегу по пояс, на восход Он шёл – один из тех немногих. Его нашел сапёрный взвод.
Тяжка профессия сапёра: Чуть оплошал – и на куски, Проходы делай, по которым С тобою смерть вперегонки. Он был сапёром. Был в разведке. В разведке тоже нелегко: Прокрасться и не хрустнуть веткой, И возвратиться с языком. И помнить, сколько полегло там Твоих друзей и земляков. Ему бы званье полиглота, Да не считал он языков.
Был кратким срок, да путь был длинным К победе, к логову врага, И Курск был для него трамплином – Как лук, стрельнула до Берлина Тугая Курская дуга.
Но здесь другой пойдет рассказ. Ему отбыть пришел приказ В училище – он стал курсантом И вышел младшим лейтенантом Весь в новеньком – как напоказ. В Москву заехал наш разведчик, Зашёл с дружком к нему домой. И тут-то состоялась встреча С его глазастенькой сестрой. И перед хрупкой восьмиклашкой С тугой косою до колен Ему впервые стало страшно – Лихой разведчик сдался в плен. С невестой он пошел на свадьбу, Чтобы с Победой – под венец.
Мне остается рассказать вам, Каким же стал он наконец. Он растворяется в природе, Когда благоухает май, И привлекает в огороде Его отнюдь не урожай. Он часто с Лидией Петровной По осени бредёт леском – Она с корзиною огромной, А он – с дитячьим кузовком.
Итак, расставим все акценты: Тебе сегодня пятьдесят. И тридцать лет, как офицер ты, И тридцать лет, как ты женат. И лет пятнадцать, как в Дубне ты, И всем видны твои труды – Дубна тобою приодета В дороги, в детские сады. Растут цветочки на балконах, Дома – как будто на века, Когда строители в погонах – Ученики Гребенюка. И пусть я вовсе не мечтатель, Но вот что примечталось мне: Будь каждый воин – созидатель, Мы позабыли б о войне.
Но не забыть нам той Победы, К которой в долгом марш-броске Ты шла, страна отцов и дедов, От гибели на волоске. Эти стихотворные строки прислала в редакцию Надежда Дмитриевна Шигина. Надежда Дмитриевна – ветеран. Вся её трудовая деятельность была связана со школой №10, где она преподавала русский язык и литературу. Требовательная и добрая, веселая и энергичная, Надежда Дмитриевна без остатка отдавала себя своим ученикам. Её любят, уважают, ценят, к её советам прислушиваются все педагоги десятой школы. Эти поэтические строки – воспоминания Надежды Дмитриевны Шигиной о военном детстве. Мы – дети войны (Воспоминания. Июнь-декабрь 1941 г.) Сегодня я наедине с воспоминаниями О тех годах, что названы войной, О времени со страхом и страданьями, О пережитом в детстве лично мной. Деревенька наша близ города Калязина Спокойно годы долгие жила. Народ доброжелательный, некляузный Трудился, как и вся страна. Хотя и не было особого достатка И роскоши такой, как видим мы теперь, В нравственном же плане – все в порядке, Что и объединяло всех людей. Мне было без малого тринадцать лет, Когда услышала я грозное «война». Не знала, что принесет она так много бед, Но вскоре это поняла. Отец ушел, как многие, на фронт, На нас, детей, легли домашние заботы: В хозяйстве деревенском: скот, поле, огород – Требовали с утра до ночи работы. И мы старались, как только могли, Взрослым показать, что мы уже не дети, Когда все тяготы на плечи матери легли Суровой долей годы эти. Лето 41-го я помню, как вчера, Это самое начало той годины, Когда песенные наши вечера Пули самолетов заглушили. А дело в том, что примерно в полуверсте От моего уютного родного дома Пролечь должна была по указанию властей Взлетная полоса аэродрома. Было это поле гектаров в 50, Где колосилась рожь да красавица-пшеница. Безжалостно косили люди все подряд, Хоть не успели колоски налиться. Косили со слезами на глазах Свою надежду на выживание в лихую зиму; Свозили на машинах и на лошадях На корм скоту да к дальнему овину. А мы, подростки со всей большой округи, Лопатами ровняли борозды и ямы, Раскидывали подвезенный щебень и песок И убирали мешавшие работе камни. Весь июль трудились наравне со взрослыми, И вскоре поле стало запретной зоной. Округа огласилась гулом самолетов, В домах же поселились люди в летной форме. Бывало, на задания самолеты улетали ночью, В звездном небе в звенья собираясь, Все это мы видели воочию И необычною картиною по-детски любовались. А возвращались-то они по одному, А может быть, и вовсе не они. Судьба их неизвестна никому… Так тревожно шли за днями дни. А однажды утром люди вздрогнули от взрывов Сброшенных близ деревеньки бомб, Но уверяли все, что мы еще счастливы: Дома не пострадали и уцелел аэродром. А два сарая и колхозный ток Большой потерей в те годы не считали, Но завыванья в небе вызывало шок: Много раз нас «мессеры» пугали. А вскоре я с горечью увидела: Резного петушка на крыше нет, Волна взрывная вмиг его обидела, А любовались им все люди много лет. Прости, зеленый лес, прости ты нас за то, Что не приветствуем тебя в грибную пору: Везде посты, и нас ругают ни за что, Не пропускают нас к красавцу бору. И речка нас, пожалуйста, прости, Что временно не радует твоя прохлада. Шепчут нам прибрежные кусты: «Снаряды здесь, сюда ходить не надо». Сентябрь, но не зовет родная школа нас, ребят, Она за лесом и за аэродромом. И через них ходить нам не велят, И вынуждены были мы учиться дома. Учиться, и косить, и молотить, Копать картошку и пилить дрова, На лошадях снопы с полей возить – Опорой женщин стала детвора. Октябрь. Нам разрешили проходить Лесом, где были в укрытьях самолеты. Строго приказов никому не говорить, Что здесь делают военные пилоты. Ноябрь. К эвакуации готовимся: Немцы приближаются в Москве. Уже узлы с пожитками стояли в горнице. Как будем дальше жить? А главное-то – где? Декабрь решил судьбу деревни нашей: Врага остановили под Москвой. И хоть жизнь не стала много краше, В душе жила надежда на относительный покой. Молитвы моих бабушек дошли, видно, до Бога: Не пришлось бежать нам от фашистской немчуры. Мы продолжали жить, учиться и работать много В ожидании хорошей, мы верили, поры. Шли, сопротивляясь трудностям, невзгоде, С мечтой загадочной, но светлой и большой, Недоедали, одевались просто, не по моде, Но жили честно и с чистою душой. Спасибо, память, что сумела удержать Подробности тех детских лет тревожных, Но всё труднее стало вспоминать И выражать словами очень сложно. Мой рассказ – это не стихотворенье: В нем размер не выдержан и рифма неточна, Но я хотела выразить в своём коротком откровенье, Что точку в моём детстве поставила война. |