СРОЧНО!

Домой Добавить в закладки Twitter RSS Карта сайта

Освенцим: рукотворный ад Печать
12.12.2012 13:32

Все слышали о фашистских концлагерях. Вряд ли кому незнакомо слово Освенцим, хотя немногие знают его немецкое название Аушвиц…
Но никакое «слышать» или «читать» даже рядом не стоит с понятием «увидеть». Потому как личная встреча с продуманным до самых последних мелочей смертельным конвейером оставляет в душе совершенно неизгладимый след...
Нам повезло. Мы были в Освенциме лишь два часа и по собственной воле. Тем же, для кого этот лагерь был устроен, отводились минуты, дни, месяцы, в лучшем случае – год. Выживших в этом рукотворном аду нужно было прижизненно причислять к лику святых, вместо этого наше «гуманное» советское государство отправляло их в ГУЛАГ, как потенциальных предателей…

Название Освенцим давно стало именем нарицательным, оставляя «за кадром» то, что это был лишь центр огромной фабрики смерти, в непосредственной близости от которого выросло несколько «филиалов». Под контролем лагерного управления находилось 40 квадратных километров территории. Всего в трёх километрах от Аушвиц-1, в Бжезинке, руками заключённых был выстроен Аушвиц-2, он же – Биркенау, превосходивший «центральный офис» как минимум в три раза. Чуть дальше, в Моновицах, появился Аушвиц-3, или Буна, – ему подчинялось около сорока «подсобных лагерей», разбросанных по всей Силезии, в непосредственной близости от металлургических заводов, фабрик и шахт, где активно использовался труд заключённых.
Дорога к смерти
Первые узники появились в Освенциме 14 июня 1940 года. Это были 728 поляков, и их сразу предупредили, что выход отсюда один – через трубу крематория…
Затем пошли эшелоны со всей Европы. Порой расстояние доходило до двух с половиной тысяч километров. Долгую дорогу приговорённые к лагерю преодолевали в наглухо закрытых вагонах, в жуткой тесноте, без еды и воды. Пережившие первый этап смертельного отбора выгружались на платформе, где их лишали последнего связующего звена с прошлой жизнью – личных вещей. Затем начиналась «сортировка»…
Эсесовцы стремились попасть на «сортировку», потому как каждому участнику выдавалось 200 г водки, 100 г колбасы, 5 папирос и хлеб.
Однако те же самые бездушные «сверхчеловеки» отмечали в своих дневниках: «…В 3 часа утра я первый раз лично участвовал в «специальной операции». В сравнении с ней ад Данте показался мне почти комедией. Недаром Аушвиц называют лагерем уничтожения…».
Как минимум две трети прибывших сразу же отправлялись на удушение в газовые камеры, остальным давался шанс прожить ещё некоторое время. Хотя словом «жизнь» предстоящее существование назвать было нельзя.
Иногда хозяева лагеря обходились без всяких сортировок. В этом случае на смерть шли целыми эшелонами…
Чтобы не гнать огромные толпы смертников пешком с платформы станции Освенцим, немцы провели прямую ветку к крематориям Биркенау. Суточная производительность четырёх крематориев подсчитана с истинно немецкой педантичностью – 4 тысячи 416 тел… Человеческий пепел по узкоколейке доставлялся к пруду, расположенному по соседству, куда и высыпался. Пепла было столько, что он до сих пор виден на территории лагеря…
Считается, что в крематориях Освенцима и Биркенау уничтожено полтора миллиона человек. Но, достаточно внимательней взглянуть на страшную арифметику тех времён, и становится ясно, что эта цифра принижена как минимум втрое…
Считайте сами
В 41-44 годах только в Освенциме было израсходовано 20 тонн гранул Циклона-Б.  Для убийства полутора тысяч человек его требовалось 6-7 килограммов, и если учесть немецкую точность во всём, тем более в деле расходования «материалов», становится ясно, что в Освенциме уничтожено не полтора, а как минимум четыре с половиной миллиона человек…
Что такое Циклон-Б? Тут лучше привести комментарий специалистов: «Циклон Б имеет вид мелких кристалликов и является одним из сильнейших и быстродействующих ядов. Смерть наступает от удушья, сопровождаясь чувством страха, головокружением и рвотой».
Все эти симптомы с последующей смертью достигались в течение десяти- пятнадцати минут в газовых камерах Освенцима и Биркенау. Газ в виде гранул эсесовцы сыпали из металлических банок через отверстия в потолке. Люди превращались в трупы, которые сжигались в печах пяти крематориев, четыре из которых располагались в Биркенау,  а один непосредственно в Освенциме. Когда крематории не справлялись, останки уничтожали в обычных ямах, до двух тысяч тел в каждой, в этом случае процесс сгорания длился по нескольку дней, разнося на много километров вокруг совершенно непереносимый смрад нечеловеческих преступлений тех, кто называл себя «высшей расой».
До того, как были построены газовые камеры Биркенау, людей душили в приспособленных для этого крестьянских домах. У них были свои «миленькие» названия – «домик красный» и «домик белый»…
Испытано на наших
В самом начале войны в Освенцим привезли группу советских военнопленных, на которых 3 сентября 1941 года был произведён первый опыт массового уничтожения газом. Их было шестьсот человек, к ним прибавили двести пятьдесят узников из лагерной больницы. По неопытности немцев эти люди умирали не несколько минут, а в течение двух суток…
Испытания состоялись в подвале освенцимского корпуса №11, прозванного «блоком смерти».
Зондеркоммандо
Обслуживанием газовых камер и печей крематориев занимались заключённые, именно эти бригады и назывались «зондеркоммандо». В лагере их звали «посвященными»…
В обязанности «посвящённых» входила очистка газовых камер от трупов и сжигание их в печах. А между камерой и топкой они вырывали у убитых металлические зубы, отрезали волосы и снимали все украшения…
Рачительные хозяева лагеря использовали каждое человеческое тело по максимуму. Волосы продавались по 50 пфенингов за килограмм и использовались впоследствии в ткацкой промышленности. Золотые и серебряные зубы переплавляли в слитки и отправляли в главное санитарное управление СС.
«Посвящённые» жили недолго, правда, в более тепличных, чем остальные заключённые, условиях. А затем тоже шли в печь…  Гитлеровцы почему-то сильно боялись утечки информации о том, что происходит в лагере. Даже с эсэсовцев брали расписку о полном неразглашении при дальнейшем переводе на другое место службы.
Главный лагерь
Невысокие решетчатые ворота. Кованые буквы «приветствующей» узников надписи «Arbeit macht frei» – работа делает свободным… Здесь было бы уместно добавить «от жизни».
Двойная «колючка» под током. Цветочная клумба, за которой ухаживали заключённые, и берёза у входа. Возле неё на первой лагерной поверке, человек последний раз слышал свою фамилию, её теперь заменял номер… Первый вход в рукотворную преисподнюю, как, впрочем, и все последующие, сопровождался маршевой музыкой лагерного оркестра…
Справа от ворот пугающий своим видом длинный приземистый барак с множеством труб, но это не крематорий, а всего лишь лагерная кухня…
Если в Биркенау бараки больше походили на скотные дворы, то блоки Освенцима имеют вполне добротный вид, потому как в довоенное время здесь размещался польский военный городок…
Сразу после регистрации вновь прибывшие заключённые отправлялись на полутора-двухмесячный карантин, который, по сути, был очередным этапом адского отбора. Главной целью карантина было превращение вчера ещё свободного человека в сломленное, запуганное, безликое существо: «Всё, что бы мы не делали, было плохо, а в наказание надо было прыгать, кувыркаться, бегать… Какой же роскошью становилась после этого маршировка с песней, хотя наши голые ноги ступали по битому кирпичу, стеклу и другим прелестям, что приводило к многочисленным ранам, которые через некоторое время начинали гноиться и нарывать от грязи».
«На нас набрасывались, как на заранее намеченные жертвы. Нас жестоко избивали. Нам приказывали по нескольку часов подряд бегать, прыгать, ползать, ходить на коленях по гравию и щебню. Слабые падали, старые люди, более полные, теряли сознание. Сердца разрывались от страшных усилий и истощения, тем более что со дня ареста мы не получали пищи», – это строки из свидетельств бывших узников Освенцима.
Оставшиеся в живых распределялись по рабочим бригадам, часть которых была занята на постоянном расширении и обустройстве «филиальных» лагерных территорий…
Меню Освенцима
Завтрак – пол-литра кофе или отвара из трав + 5 граммов сахара.
Обед – суп из картошки, брюквы или капусты с минимальным количеством мяса или жиров. Часто суп готовили из остатков еды вновь прибывших, поэтому там попадались пуговицы, бумага и другие предметы.
Ужин – пол-литра кофе или отвара, 300-350 граммов хлеба, 20 граммов колбасы или 30 граммов маргарина, столовая ложка джема или 30 граммов творога.
Иногда по пятницам давали несколько неочищенных картофелин.
Весь этот ассортимент приводил к развитию голодной болезни. Узника, находившегося в крайней степени истощения, называли «мусульманином» – обтянутый кожей скелет с безумным взглядом и абсолютным равнодушием к окружающему миру.
На таком пайке человеку было отмерено 3-6 месяцев, в зависимости от тяжести работы.
Чтобы как-то выжить заключённые находили способы добычи пищи, в частности за счёт воровства с эсэсовских складов.
Освенцим сегодня
Центральный лагерь, тот, что Аушвиц-1, сохранён в первозданном виде. Нет только лая собак, окриков охранников и толп измождённых людей в полосатых обносках. Нет и убийственного электрического тока в проволоке забора. Но осталась совершенно жуткая тяжесть, которая наваливается на каждого пересекающего лагерные ворота…
Ровные линейки краснокирпичных двухэтажных блоков. Часть из них открыта, там разместились экспозиции, рассказывающие о жизни лагеря. Стены коридоров увешаны ровными рядами фотографий узников, сделанных во время регистрации. На них – лагерный номер, имя, дата прибытия в Освенцим и дата смерти. Промежуток между этими цифрами у большинства совсем невелик. Но их лица продолжают жить и идти сквозь строй сотен пересекающихся взглядов с того света – просто жутко.
В отдельных помещениях последовательно показывается, как менялись условия содержания. Сначала заключённые спали на соломе, затем появились тюфяки, позже – трёхъярусные нары. Постоянная нехватка места не мешала руководству лагеря выделять блоковым или капо, назначенным из числа самих же узников, отдельные комнаты с минимальными, но удобствами. Это было одним из стимулов для верной службы, продляющей жизнь, но не гарантировало спасения от газовой камеры. Потому как главным психологическим инструментом эсэсовцев была постоянно насаждаемая неуверенность в том, что у тебя есть завтра…
Ходить по многочисленным корпусам, рассматривая жуткие «экспонаты», в принципе, тяжело, но иногда наступало состояние настоящего шока от увиденного…
Буквально парализует вид нескольких тонн человеческих волос, возвышающейся горой уложенных за стеклянной витриной не менее десяти метров в длину… Кажется, что они шевелятся… В сравнении с этим даже огромная цилиндрическая колба с человеческим пеплом выглядит менее жутко…
В других блоках аналогичные витрины с протезами, чемоданами, обувью, детскими и взрослыми вещами. Всё это отбиралось у вновь прибывших для последующей реализации. Даже обувные щётки и банки с сапожным кремом тщательно сортировались, и из них тоже извлекалась прибыль.
Немного статистики
Периодически составлялись отчёты о награбленном, и только в одном из них стоимость «партии» оценивается в 178 млн 745 тысяч 960 марок.
Награбленное имущество рассылалось в различные учреждения: часы – в Ораниенбург, очки – в главное санитарное управление, полотенца, чемоданы и прочие вещи первой необходимости в бюро комиссара по укреплению немецкой нации, полотенца и скатерти – в военные части, меха – в Равенсбрюк, одежда – в министерство финансов. Всего в более десятка учреждений.
Приближение советских частей активизировало немцев в плане вывоза ценностей, менее ценное уничтожалось, и всё равно только в шести уцелевших бараках найдено: 348 820 мужских костюмов, 836 525 предметов женской одежды, 5 255 пар женской и 38 000 пар мужской обуви, 13 694 ковра. Кроме этого – огромное количество зубных щёток, кисточек для бритья, протезов, очков и предметов первой необходимости.
Для сортировки и складирования награбленного в Бжезинке возникла отдельная территория, которую заключённые звали «Канадой»: «Несмотря на то, что беспрерывно строились новые сараи и бараки, а заключённые сортировали вещи днём и ночью, несмотря на то, что число работающих всё время увеличивалось и загружалось всё больше вагонов (иногда 20) – на складах продолжали выситься кучи вещей… 30 новых бараков было забито вещами от пола до потолка, а горы несортированного барахла продолжали лежать между бараками. Хотя число команд, занятых сортировкой, всё время увеличивалось, нечего было и говорить о том, чтобы справиться с этой проблемой», – это слова из дневника бывшего начальника лагеря Рудольфа Гесса.
Главный плац
Точно по центру лагеря расположено место, где производились ежедневные поверки узников. Они длились по нескольку часов и были одним из методов унижения. Уставшие от непосильного труда, практически раздетые люди в любую погоду и время года стояли с непокрытыми головами по стойке «смирно». Если процесс затягивался, то им приказывали сесть на корточки либо встать на колени с поднятыми вверх руками. Самая длинная поверка в истории лагеря длилась 19 часов…
Одна из сторон плаца, упирающаяся в лагерную кухню, венчается огромной виселицей. На ней можно было одновременно казнить двенадцать человек – здесь проводились показательные казни перед всем лагерным «коллективом». Были и «мобильные» виселицы на колёсах. На них исполняли приговор перед отдельным блоком…
Филиалы ада
При всей жестокости того, что творилось на территории Освенцима, в нём были места, внушающие особый ужас заключённым. К ним относятся блоки за номерами 10 и 11.
Два этих «типовых» здания имеют общий двор, окружённый высоким кирпичным забором. В десятом блоке, закрытом сегодня для посещения, немецкий профессор Карл Клауберг разрабатывал эффективные методы уничтожения славян путём стерилизации женщин. В докладах высшему германскому руководству он сообщал, что недолог тот день, когда: «Врач, получивший соответствующую подготовку, в специально оборудованном кабинете, имея в своём распоряжении 10 человек персонала, будет в состоянии произвести стерилизацию нескольких сотен, а может, и 1000 женщин в течение одного дня…», — поистине выдающиеся врачебные, в фашистском понимании, планы…
Окна десятого блока до сих пор заделаны непрозрачной деревянной решёткой, не позволявшей наблюдать за происходящим во дворе. А там стоит бетонная, в рытвинах от пуль, «стена смерти», у которой расстреляно двадцать тысяч человек… Как минимум… Земля на этом небольшом пятачке насквозь пропитана человеческой кровью.
К стене люди приходили из одиннадцатого блока, который называли «корпус смерти». Это было подобие лагерной тюрьмы. На первом этаже большая комната, где ежемесячно происходило выездное заседание чрезвычайного полицейского суда при гестапо в Катовицах. Рядом помещение, где этого суда ожидали люди, «провинившиеся» перед режимом. За два-три часа «судьи» выносили до двух тысяч смертных приговоров – другие решения не предусматривались в принципе. После оглашения «вердикта» приговорённых вели к умывальнику, где они раздевались догола. Потом им оставалось преодолеть полтора десятка шагов по двору до стены смерти. Убивали их выстрелом в затылок из пистолета. Если смертников было немного, то расстрел происходил прямо в умывальной.
В этот же блок приводили и отобранных на вечерней поверке заключённых, их убивали безо всякого суда…
Лагерная тюрьма
В стиснутом бетонным потолком подвальном помещении одиннадцатого корпуса множество камер. Они разного размера и предназначения. В одной камере уморили голодом польского священника. В другую, размером семь квадратных метров, загнали 39 человек… К утру в живых было 19, из которых четверо скончались в лагерной больнице. Это из тех свидетельств, что дошли до нас. Можно себе представить, что не дошло…
Венчает подвал «вершина» садистской мысли – стоячие карцеры. Это помещение размером 90 на 90 сантиметров с «окошком» 5х5 см… В него вползали через лаз, больше похожий на печную дверцу. Камера была рассчитана на четверых. В карцере проводили ночь, а утром всех выгоняли на работу… Наказанный месяцем «стоячего карцера» был однозначным смертником…
Все эти камеры «живы» до сих пор. А три из четырёх «стоячих карцеров» представлены в полуразобранном виде – чтобы можно было оценить их внутреннее содержание. Четвёртый не тронут. Он подобие склепа, где замуровывают заживо…
Из этого подвала хочется вырваться на свежий воздух, но ощущения, испытанные там, не идут ни в какое сравнение с тем, что довелось увидеть в финале экскурсии по Освенциму…


А это уже ад...
На противоположном конце лагеря, за огораживающей главный периметр «колючкой», находится сооружение, которое своим чёрным дымом ежедневно напоминало узникам о том, что всех их ждёт, если не сегодня, то через день… Крематорий…
Ничего монументального. Серое, как бы врытое в землю низкое здание с аккуратной, невысокой кирпичной трубой. Скромная дверь. За ней короткий коридор, и ты в газовой камере…
Именно здесь никому не надо никаких пояснений. В этом «обычном» помещении, похожем на склад подвального типа, явственно слышишь крики сотен тысяч задыхающихся людей, в прямом смысле ощущая себя одним из них…
В потолке центра зала зияет отверстие, через которое высыпались ядовитые гранулы. Автоматически возникает мысль – чем его можно было прикрыть… Ничем…
Полная безысходность – единственное чувство, которое выносишь при выходе из газовой камеры.
За толстым, в несколько кирпичей, проёмом – печи… Сегодня две. Третья разобрана. Суточная производительность – до трёхсот пятидесяти трупов. Их изготовители даже не думали скрывать своего имени. На железных элементах фирменное клеймо «Топф и сыновья»… Эта же семейка поставляла печи для крематориев Биркенау…


Когда мы стояли у противоположной стороны печей, возле отверстий, откуда выгружался человеческий пепел, экскурсовод, завершая свой страшный комментарий к увиденному в Освенциме, спросила: «У вас есть какие-нибудь вопросы?»… Не дождавшись ответа, она пошла к выходу. Наверное, это привычная для неё ситуация, потому как что-то говорить, а тем более спрашивать ЗДЕСЬ – нет никакой возможности…
Именно ЗДЕСЬ до конца понимаешь, что значит нечеловеческая вершина человеческой мысли. Именно ЗДЕСЬ в голове окончательно формируется понимание термина «ФАБРИКА СМЕРТИ»…
После увиденного здесь трудно преодолеть в себе вдруг зародившуюся ненависть к целой нации, отдельные отщепенцы которой породили ЭТО… Потому что понимаешь, что отдельные породили, а другие, которых немало, педантично и с удовольствием воплощали в жизнь, точнее – в смерть…
Недаром ведь комендатура, эсесовские общежития и вилла начальника лагеря располагались в непосредственной близости от крематория. Видимо, его дым доставлял им удовольствие…
Вместо послесловия
Когда мы вошли в огромное здание некогда самого большого «фильтрационного пункта» в Европе, ныне являющегося входом на музейную территорию лагеря, в глаза сразу бросилась табличка, запрещающая фото и видео съёмку. Но священник Андрей Лазарев, уже бывавший в Освенциме, жестко заявил: «Не обращайте внимания! Может, кому и нельзя, но не нам, ведь мы его освобождали…». Правда этих слов была не только в том, что зимой 45-го сюда вошли советские солдаты – среди нас действительно был человек, который первым из этих солдат вошёл в Освенцим…
Считается, что Освенцим и Биркенау были освобождены советскими войсками около трёх часов дня 27 января 1945 года. Но, оказывается, официальная история отходит от реальных фактов. Наш земляк Василий Васильевич Грамадский открыл лагерные ворота, расположенные прямо возле крематория №1 поздним вечером 26-го…
«Приказ был один – на запад. Шли по довоенным картам, на которых никакого лагеря и в помине не было. Вдруг ворота, странное здание за ними, потом узнал, что это крематорий. Совершенно неожиданно появились какие-то люди — измождённые, с безумными глазами, и стали предлагать нам сахар… Оказывается, после того, как лагерная охрана сбежала, они пробрались на продуктовые склады. Они явно не понимали, кто мы такие, но видели, что не эсэсовцы… Долго мы в лагере не пробыли, поступил приказ идти дальше, выдвинулись и за ночь отбили три контратаки немцев, которые, похоже, снова рвались к лагерю…».
Когда мы подошли к центральным воротам Освенцима, Василий Васильевич не мог понять – почему они так изменились, а экскурсовод долго доказывала ему, что он не был в лагере 26 января: «Вы наверное другой лагерь освобождали, тот, что в Моновицах…», – но потом, увидев второй вход, Василий Грамадский окончательно убедился: он.
И пусть историки уверены в своей правоте, но мы знаем, что ворота Освенцима открыл наш земляк – почти на сутки раньше, чем это принято считать…

Андрей ХАЧАТУРОВ

 
 
< Декабря 2012 >
П В С Ч П С В
          1 2
3 4 5 6 7 8 9
10 11 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23
24 25 26 27 28 29 30
31            
Данные с ЦБР временно не доступны. Приносим свои извинения за неудобство.