«Летел, летел прекрасный снег,

Струился без отдохновенья

И оставался в нас навек,

Как музыка и вдохновенье...»

(Д. Самойлов)

Эти строки из поэмы «Снегопад» звучали из уст народного артиста России Константина Аркадьевича Райкина со сцены Дворца культуры «Октябрь». Ими хочется озаглавить творческий вечер героя нашего театрального времени. Потому что свершилось историческое событие для культурной жизни  наукограда Дубна, которое навсегда останется его достоянием, вдохновением от исполнения заветной мечты. К. А. Райкин достиг наивысших актерских высот, сумев разрушить рамки амплуа и подняться на высоту мастерства, как комедийного, так и драматического. Он создал жизнеутверждающий театр, ориентированный на тех, кем движет интерес и любовь к искусству, кто готов испытывать на себе этот особый миг соединения с истиной.

– Константин Аркадьевич, в книге «Роман с театром» Вы рассказывали, что театр должен быть островом любви. А островом познания он должен быть?

– По-моему это и есть то, что вытекает из понятия «любовь». Любовь –  это ведь тоже способ познания мира. Мне кажется, это самый верный из способов познания и другого человека, и себя – все это делается через любовь. Потому что даже сухой научный интерес – он всегда замешан на любви. Творчество – это любовь к знаниям, к истине. Под словом «любовь» я имею в виду понятие более широкое, чем любовь между  мужчиной и женщиной.

– Какой же эмоциональной силой нужно обладать театру, чтобы через четвертую стену прорываться к зрителю своим посылом и давать мощный тонус для каждой души в зале?!

– Обычно зритель приходит в зал достаточно пассивным, однозначно настроенным. Если это хороший спектакль, сильный, то как правило, зритель не ожидает от него того, что получает в результате. Он вообще не готов, он же не обязан готовиться. Он просто приходит в своем среднестатистическом квелом состоянии, со спящей душой, он ничего не обязан. Это актер, поскольку он профессионал, должен размяться и должен быть определенным образом настроен, заточен, сконцентрирован перед началом спектакля, он должен быть как-то очень мобилизован и профессионально обострен. А зритель пришел из гардероба, из буфета, он уставший после работы, полусонный, со спящим состоянием души… Но если правильно сделан спектакль, то он обязательно его расковыряет. Есть, конечно, отморозки, но они, в общем-то, не ходят в театр…

– Бывают случайно попавшие в театр люди…

– Да, и даже если это совсем никчёмный человек, можно и на него оказать влияние. Надо это понимать, что есть люди с совершенно не проснувшейся душой,  и они не знают, что она у них не проснулась. Они думают, что это нормально, как  они живут, и все, что связано с какими-то высокими чувствами,  – они тоже эти слова употребляют, но совершенно по другому поводу. Они думают, что любовью называется то, что они испытывают, а это на самом деле любовью не называется, а называется по-другому, но они и не подозревают про это.  Поскольку Бог есть в каждом, то  даже на этих людей можно воздействовать, и в них проснется что-то, о чем человек и не знал до сих пор. Люди себя знают очень плохо…

– Если они делают шаг в театр, то это уже шаг на пути к познанию.

– Да, но этот шаг бывает иногда действительно случайным… Кто-то  кого-то потянул, кто-то, отнекиваясь, пришел.

– Мне кажется, театр прорабатывает те чувства, которые заложены, но которые неактивны. Он их оживляет, вдыхает в них жизнь…

– Безусловно, это верно! Иногда бывают такие случаи, когда человек таким же примерно и уходит, но появившееся в нем непонимание сеет в нём все-таки некое беспокойство. Потому что когда он видит, как зал реагирует, как его товарищи и собратья по виду реагируют на это, он иногда вдруг чувствует себя каким-то убогим от своего непонимания. Он осознает, что он глухой, а раньше этого не чувствовал – это уже хорошее дело. Да, театр делает свое дело, безусловно!

– Вы не раз повторяли, что играете, чтобы стать лучше. Происходит ли перед каждым выходом на сцену обнуление предыдущих «заслуг» и становление на путь к завоеванию следующих?

– Конечно, никакие заслуги не имеют значения в тот момент, когда мне нужно выходить на сцену и работать. Кому мои заслуги могут быть интересны? И мне самому тоже они неинтересны, мне дали их люди, находясь в заблуждении.. Да, играть, чтобы стать лучше – а лучше ты станешь только в том случае, если ты каждый раз выходишь как первый и делаешь все на совесть.

– Актерство – это работа души. Вы ежедневно доказываете себе, что именно это ремесло помогает справляться с плохими мыслями…

– С актером происходит какой-то процесс, он не выходит на сцену каким ему угодно, эта вещь уже почти несознательная, наработанная. Что такое настрой на спектакль?

– Мобилизация…

– Мобилизация! Конечно, не хочется называть это термином,  чтобы не становиться похожим на сороконожку, которая начинает думать, с какой ноги она пойдет… Это естественная вещь для человека, который предназначен для этого дела. Он профессионал. С ним обязательно что-то происходит перед выходом на сцену, это определенный процесс, в котором можно долго разбираться, это должен делать скорее психолог…

– У меня психологическое образование, и, видимо, поэтому именно с такой стороны я подошла к этому вопросу.

– Я считаю, что психологи и артисты – это люди очень близких профессий. Потому что мы занимаемся психологией бесконечно. Особенно артисты русского театра, это же психологическая школа – школа Станиславского. Это умение правильно думать и искать подноготные глубины психологии и иногда психопатологии, находить глубокие психологические закоулки. Поэтому в самом себе, когда процесс налажен,  не хочется его разбирать по полочкам, а то, что это процесс какой-то очень  сильный – это да! Сложный процесс! Понимаете, это правильная постановка и правильное заявление – играть, чтобы стать лучше, потому что мужчина, который правильно выбрал профессию и который правильно себя в ней существует, он становится лучше! Вне профессии  для мужчины процесс совершенствования и вообще движения к Богу невозможен! Мужчина обязательно должен быть профессионалом в чем-то, и если он правильно в этой профессии существует – он становится лучше. Если благодаря профессии человек становится злее, завистливее, это значит, что совершилась какая-то ошибка: либо профессия неверно выбрана, либо он в ней неверно себя ведет.

– Вера в чудодейство профессии очень схожа с верой, которая была у Шантеклера. Вы акцентировали момент окрыленности,  «возвышающего обмана», без которых нельзя жить, иначе жизнь бескрыла..

– Конечно же, необходима какая-то энергия заблуждения! Это и есть высшее проявление человека. И искусство, и религия – это тоже энергия заблуждения.

– Веришь, и без этого нельзя!

– Без этого нельзя, все верно! Почему придумано все это? Почему это рождено? Это же все бездоказательно! Любая религия с научной точки зрения бездоказательна по тем канонам доказательств, которые признает наука. Почему человек о чем-то догадался и создал себе такие религии, конфессии – потому что это все жизнь духа, он испытывает потребность создания каких-то образов, которые заставляют его встать на колени перед чем-то.. Это сродни искусству. Создание себе какого-то мира, потому что иначе жить невозможно. Иначе: «Мне скучно, бес! Что делать, Фауст? Таков предел вам, значит, положен».

– Константин Аркадьевич, обращаясь к Вашим словам, процитирую «театру нужна радость, высокая концентрация, полет души». Тон этой радости и скорость полета задает художественный руководитель?

– Безусловно, но так я говорю исключительно про свой театр. Существует другой театр, которому никакая радость не нужна. Потому что существует, условно говоря, какой-нибудь немецкий театр, который занимается другим, и у него цели вообще противоположные. Я говорю про русский театр и про наш театр конкретно! Я исхожу из каких-то установок, которые идут от Гоголя, от русской классики, от XIX века… Эти установки очень принципиальны для русского искусства вообще. Все идет от головы – от того, кто является головой. От лидера, от вожака.

– Понятие преданности театру проходит нитью сквозь Ваши постановки, звучит во многих интервью, оно чувствуется! Все ли Ваши актеры наделены подобным зарядом верности?

– Надо настроить их на это. Иногда не получается, тогда мы с ними расстаемся. В этом нет ничего трагического, это просто несовпадения, и это бывает достаточно часто. Во-первых, у нас работать трудно, нужна исключительно добросовестная работа. Потом, денег за это платят мало, у людей масса всяких сложностей в быту, они имеют семьи, и они чувствуют эту ответственность, им просто хочется больше денег, и правильно хочется. Поэтому иногда уходят люди или иногда я их об этом прошу. Мне совершенно невозможно работать с людьми, которым неинтересно. Это сразу видно! Это же не служба, а служение. Это образ жизни. И если у него не получается и для него это просто становится службой – я этого не хочу. Я очень много об этом знаю, вижу по другим театрам, вижу очень много цинизма в нашем деле. С моей точки зрения это вообще вещь невозможная для работы. Как только я это обнаруживаю – я расстаюсь с этим человеком, пусть не в ту же секунду, чтобы не наказывать себя – я ведь завишу от него, он играет какие-то роли. Я жду, когда он доиграет, спектакли сойдут из репертуара или я смогу его заменить, и тогда происходит расставание. Это нормально, никто никому в вечной верности не клянется!

– Вы честно признаетесь, что «главное препятствие – это я сам». Преодоление себя это путь к чему?

– К самосовершенствованию! Каждый из нас состоит из разных качеств, противоречащих одно другому: я хочу одного, а делаю противоположное, потому что и то тоже хочу. Нужно выбирать в какой-то момент, какое из «хочу» важнее. Это и есть преодоление себя. Это все время происходит. Хочу быть знаменитым – и отдыхать хочу, хочу быть победителем – и поспать подольше хочу. А победителем я не стану, если я поздно буду вставать. Меня в это время другие обыграют, те, которые рано встают! И на сцене преодоление себя – почему я должен все время хотеть играть? Например, когда плохое настроение. Наша профессия – это вообще полностью преодоление себя. Настроение никогда не совпадает с тем, что нужно играть на сцене. А играть нужно очень хорошо, это колоссальное напряжение, это особое состояние, которое все состоит из преодоления! Это требует огромной силы характера, целого ряда качеств, которые вообще редко встречаются в человеке. В актерской профессии, в театральном деле это просто необходимо – если этого нет, то ничего не получится даже при большом таланте!

***

В программке к постановке К.А. Райкина «Шантеклер», удивительно сильной по энергетике и необыкновенно тонкой по заложенному смыслу, для зрителей были написаны следующие слова: «Люди бывают бескрылыми и окрыленными. Пусть наш спектакль добавит вам хоть немного перышек…» Главное действующее лицо – петух – верил, что пением будит зарю и поднимает солнце! И режиссер своим пожеланием  дал публике нужный в тот момент посыл. Так же, как и в снежный ноябрьский вечер  в Дубне Константин Аркадьевич своим даром – актерским мастерством, поэзией, словом окрылил каждого в зрительном зале. Актер верил в силу искусства, а зрители искренне поверили ему! И солнце по имени Райкин для нас взошло!

Беседовала Элеонора Ямалеева